И.Утехин

В УГЛУ

Нечасто оглядывает эту неподвижную толпу вещей тусклая лампочка без абажура. Сюда не заходят бесцельно. Едва ли кто-то станет рыться здесь просто так, для развлечения. Но сюда запросто можно спрятаться, например, играя в прятки. Или, заглянув сюда по делу и не найдя того, что искал, не хлопнуть дверью в сердцах, а остаться на минуту и поиграть в музей, где каждый экспонат обязан о чем-то рассказывать. А это уже почти приключение.

Вот взгляд падает на детский велосипед со сдутыми шинами; а то на сломанный зонтик с ручкой будто у изящной деревянной трости; вот труба от самовара, которая пристроилась поверх батареи бутылок и банок; среди бутылок вот пыльная и пузатая в оплетке, с потеками стеарина от свечи - видно, свечу когда-то вставляли в горлышко, ага, здесь написано "Гъмза". Двигаться осторожно, чтобы не споткнуться о стопки старых журналов и сомкнутый строй поношенной обуви на полу.

Сюда почти не доносятся звуки снаружи. Вдали от гостиной, столовой, спальни, вдали от кухни, от ежедневной суеты; сокрытые от взгляда хозяев и порой даже стершиеся из их памяти, коротают свой век вещи в пыли и паутине кладовки, чулана или чердака.

Пытливый наблюдатель увидит здесь вещи двух разрядов. Во-первых, те, которыми не пользуются постоянно, потому что нужда в них бывает редко или при особых обстоятельствах. Таковы елочные игрушки, раскладушка, самовар и, в меньшей степени, лыжи и велосипед - эти-то могут расположиться и в прихожей или коридоре.

Во-вторых, здесь обитают предметы, которые, в отличие от своих собратьев, населяющих жилые комнаты, частично утратили свою дееспособность, поломавшись или просто состарившись. Их жалко выбросить; их, случается, отвозят на дачу, где быт бывает устроен проще, чем в городе, и там они сгодятся, но кое-кто из них уже на полпути на помойку. Энергичные молодые хозяйки стремятся, чтобы старый хлам прошел этот путь до конца.

Некоторым вещам везет больше - со временем они превращаются в ценимый антиквариат. Какая-нибудь тарелка столетней давности может и вовсе утратить свою непосредственную посудную функцию и стать украшением интерьера. Удивительным образом такая возможность заложена уже в момент ее появления на свет, ведь нет такой вещи, которая не следовала бы в какой-то мере принципу "не хлебом единым..." . Ибо у всякой вещи есть лицо, у всякой вещи есть стиль, и однажды это лицо может стать важнее прямого предназначения.

Вот этот стул, как и все стулья на свете, служил для сидения, а между тем, он отличается от других стульев своим обликом: стулья, уместные в офисе, не вхожи во дворец; а стулья из офиса сорокалетней давности смотрелись бы канцелярским анахронизмом в какой-нибудь сегодняшней конторе. Можно мысленно восстановить обстановку, которой бы такой стул подошел больше всего. Ведь он предназначался не для сидения вообще, а служил людям в конкретном месте в определенную эпоху. Барышни, как всегда, ходили в модных платьях; но и стульям не дано ускользнуть от моды, их внешность неизбежно заключает в себе определенные представления о красоте и удобстве. Так что прямое предназначение вещи слито воедино с ее лицом. В вещах же, служащих преимущественно украшению, функция и лицо неотличимы.

Небезликость вещей делает возможной человеческую привязанность к ним. Владение вещью и привязанность к ней человека - две стороны одного и того же отношения. Владение и пользование очеловечивает вещи, дает индивидуальное лицо даже предмету, изначально индивидуальностью не обладающему. И вещи поэтому несут отпечаток личности своего хозяина.

В домах-музеях и мемориальных квартирах вещи призваны говорить о своем хозяине и его образе жизни. Чем хуже экспонаты из кладовки? Вот кофемолка повествует о том, как кто-то пил кофе: он ссыпал его в кофейник из маленького выдвижного ящичка, а перед тем крутил ручку, зажав кофемолку между колен. Иногда эту процедуру поручали ребенку, и кофемолка прыгала и брыкалась, а мальчик все время норовил отодвинуть защелку и подсмотреть, сколько там осталось зерен.

Вглядываясь с известной долей воображения в эту старую куртку, можно вообразить, как чувствовал себя в ней ее хозяин. А вот мой старый свитер, я помню себя в нем: в нем я был другим. Среди прочего, таким, тогдашним делал меня и этот свитер, составляя когда-то часть моей личности. Так что владение вещью есть одновременно и власть вещи давать форму личности владельца. Как предмет осуществляет эту власть?

Прежде всего, он ограничивает нашу свободу, диктуя нам вполне определенные движения и формы поведения. Вилкой действуют не так, как ложкой, ложкой не так, как ножом. Эти привычные движения организуют пространство вокруг нас и делают его привычным и доступным. Попробуйте сменить знакомые вещи на другие. Скажем, прийдя в корейский ресторан, вместо нашего обеденного стола мы обнаружим низенький столик, вместо стула - циновку, а ложку заменят палочки, и вот уже соответствующие части пространства перестали быть удобными и подвластными нашим желаниям. Нам неудобно сидеть, а обед превратился бы и вовсе в томительную процедуру, если бы для европейцев не были предусмотрены привычные им столы, стулья и ложки с вилками.

С детства наши привычки были образованы вещами, которые воплощают готовые способы действия, доставшиеся нам в наследство. Мы вольны, разумеется, забивать гвозди утюгом, но подобная деятельность занимает меньшую часть нашей жизни.

Такая способность вещей не затрагивает еще нашей индивидуальности, потому что культурные способы действия более или менее одинаковы у всех носителей данной культуры. Но и здесь уже в выборе предметов, соответствующих определенной деятельности, проявляется индивидуальность: так, есть люди, не умеющие курить, кататься на коньках, пользоваться мышью, подключенной к компьютеру, или играть на пианино, но в их руках, может быть, кисть художника или игла портного не чувствует себя чужой.

Еще одна сторона власти вещей над хозяином в том, что взгляд другого человека воспринимает эти вещи как связанные с их владельцем. Встречают по одежке. Но одежка эта не сводится к собственно одежде, а, скорее, включает в себя самый широкий круг вещей, принадлежащих встречаемому - это и его автомобиль, и обстановка его жилища, и его книги.

Более того, сам хозяин во многом осознает себя через принадлежащие ему предметы.

Это настолько фундаментально, что младенец начинает говорить "дай!" гораздо раньше, чем впервые скажет о себе "я". Он станет плакать, если у него отберут любимую игрушку или любимое одеяло, хотя он еще не осознает себя. Потеря любимой вещи и для взрослого оказывается трагедией, но все же взрослому легче: круг его привязанностей куда шире, чем мама, соска, одеяло и любимый мишка, и он может представить себя самого по себе, в своей отдельности и относительной самодостаточности, что не дано младенцу, который не умеет еще узнать себя в зеркале.

Зеркало вообще занятная штука: там видишь себя в окружении самых близких предметов - таких как одежда, обручальное кольцо, парик, вставные челюсти и т.п.. Посреди этих предметов в зеркале видна особая вещь, которая всегда с тобой и поэтому тебе ближе всего - твое тело. Оно принадлежит хозяину иначе, чем принадлежат ему часы или рубашка, оно - самая своя вещь из всех вещей, оно - центр притяжения других вещей. Впрочем, из-за неотторжимости тела от хозяина тело не прячут в кладовку даже когда оно стареет или ломается: тело продолжает обитать в парадных комнатах, и поэтому тут не место долго говорить о нем. Предметы же, что хранятся в чулане, обладают перед телом одним важным преимуществом: нередко они живут дольше владельца.

После смерти хозяина многие его вещи перемещаются в кладовку, если не на помойку. Они утрачивают актуальность для живущих, а какие-то мелочи и вовсе теряют смысл: бумажки, обертки, старые билеты, да мало что еще, что так не любят выбрасывать старики и дети, инстинктивно стремящиеся перенести кладовку поближе в повседневность, чтобы не растерять ни крошки принадлежащего им мира, ни крошки памяти. Ведь эти мелочи только и имеют значение, пока остаются опорой для какого-нибудь дорогого сердцу воспоминания, как бы воплощением памяти.

Кстати, если кто и станет перебирать вещи в кладовке, открывая сундуки и коробки ради удовольствия и интереса, то это как раз дети (вопреки запрету взрослых) или старики. В этом таинственном царстве, населенном загадочными предметами старше тебя, которые неизвестно кто держал в руках и которые непонятно для чего служат и как работают, - что ищут в нем старики, которым уже открыты секреты?