Жизнь после
Тема: Жизнь после смерти
Мертвый ветер трепал его волосы. Мертвый, потому что в мертвом городе ветер
может быть только мертвым. Равнодушно перебирая темные пряди его челки, он
вдруг срывался с высоты семнадцатиэтажного здания, проносился по вымершим
улицам, путался в покореженной арматуре, заглядывал в полупустые помещения,
словно искал кого-то, словно надеялся, что кто-то еще остался.
Но, похоже, остался только он один, парень лет двадцати-двадцати четырех (хотя
было сложно угадать возраст: выглядел он молодым, но седина уже тронула его
виски, а глаза выдавали пожившего человека).
Парень сидел на том, что раньше было подоконником того, что раньше было
комнатой дома. Теперь же это были просто три стены с кое-где сохранившимися
участками потолка и пола. Он сидел, прислонившись спиной к стене и свесив одну
ногу с высоты семнадцатиэтажного здания. Глаза его были закрыты, мысли витали
где-то вдали от того подавляющего запустения, которое раскинулось у него под
ногами.
В этом городе, в том, что осталось от этого города, вымерло все, кроме ворон и
крыс. Ну и его.
Поначалу он надеялся, что где-то есть еще люди, но за полгода он не встретил
никого. Он пытался найти ответ: почему? Почему все умерли, а он выжил? И откуда
явился тот огонь, который превратил город в остов, покрытый пеплом?
С одной стороны он был рад тому, что это был огонь, а не что-то другое: выжить
в мире, усеянном разлагающейся плотью, было бы хуже, чем самому умереть; с
другой стороны его пугала неизвестность: он не знал, откуда взялся этот огонь,
и ничто не гарантировало, что он больше не вернется.
Вопросов было слишком много, а ответ только один: хз.
Да и какая разница, почему. Главное, что делать дальше. Мысль о том, что он
остался совершенно один в этом мертвом мире, пугала. Он пытался убедить себя,
что если выжил он, то, скорее всего, есть и другие. Но дни тянулись за днями, а
следов других выживших не было.
Вскоре он уже стал завидовать тем, кто погибли. Как там говорится? «И живые
позавидуют мертвым»? Во-во, что-то в этом духе он и испытывал.
Ему принадлежал весь этот город: выбирай любую квартиру и живи: хочешь - пентхаус в центре, хочешь - уютный домик в пригороде. Разгреби
золу и живи.
Да что там город?! Возможно, весь мир принадлежал ему. И было только одно «но»:
такой мир ему на фиг не сдался.
Он нашел ее среди развалин библиотеки. Девочка сидела на полу и перебирала
полуистлевшие обожженные корешки уцелевших книг. На вид ей было не больше
шести, хотя, возможно она была старше, просто сильно исхудала от голода.
Увидев его, она нисколько не испугалась, но и не кинулась на шею, радуясь еще
одному такому же существу, как и она. Девочка подняла глаза и уставилась на
него, словно на ожившее существо, которое она раньше видела только в книгах.
«Симпатичная девчонка,--подумал он позже, когда они
сидели друг напротив друга, а между ними горел костер, языками пламени
облизывая тощую крысиную тушку,--может, у нас что-то и выгорит. Не сейчас,
потом, когда она подрастет. Я подожду. И у нас все получится,--мысли
проплывали в его голове как-то буднично, не вызывая никаких эмоций, словно он
раздумывал, какой костюм ему надеть завтра на работу: серый или все-таки
черный,-- В конце концов, она просто самка. Или обед. Не сейчас, к концу зимы,
когда исчезнут и вороны и крысы. Сначала левая кисть, потом предплечье,
ягодицы... Жира маловато, бульон получится не ахти, но если поварить подольше… В том мире, который когда-то существовал, и исчез вместе
со своей моралью, такое посчитали бы варварским, но, я уверен, что она сама
отдаст мне и кисть, и предплечье, и все, что бы я не попросил, ведь от меня
зависит ее выживание, и эмоции тут излишни. Как бы то ни было, не я первый. Да,
мсье Вольтер?»
Она была забавной. Смотрела на огонь, как будто пламя было чем-то невиданным,
какой-то необыкновенной игрушкой. Игрушкой. Интересно, она помнит, что такое
игрушки? Похоже, ей досталось: она практически не разговаривала, и поэтому
напоминала домашнюю зверюшку, безмолвно слушающую
хозяина и приносящую тапочки.
«Она похожа на маленькую собачку, которые модницы из прошлой жизни любили
носить на вечеринки, как аксессуар. И у меня теперь такая есть».
Когда он протянул ей жаркое ля-рэт, она жадно впилась
зубами в мясо. Она грызла крысу вместе с костями. Он усмехнулся: «Точно,
собачонка».
Он уложил ее спать рядом с собой. Девочка тут же свернулась калачиком,
прижимаясь к нему.
«У нас с ней выгорит. Обязательно выгорит. Мне даже не придется брать ее силой
– придет время и она влюбится в меня. Природа сделает свое дело».
Он лежал и смотрел на звездное небо в прорехах крыши. И вдруг его жизнь
перестала казаться такой безысходной, какой она была еще вчера.
Все-таки человек – чертово общественное животное: стоит появиться под боком
существу твоего вида, как жизнь перестает казаться тоскливой и бессмысленной.
И звезды вдруг стали красивыми. Волшебными. Манящими.
Нет, все-таки, есть в этом какая-то невыразимая магия: первые зеленые ростки,
пробивающиеся сквозь черную корку пожарища, первые почки на ветках весной,
бурлящие реки, скинувшие ледяные оковы, одуванчик, пробивающий асфальт.
И эта девочка, свернувшаяся калачиком у него под боком.
Он улыбнулся и подумал: «И все-таки есть жизнь после смерти».