НЕИЗВЕСТНАЯ   ВОЙНА

В одной из статей, посвященных войне, я, кажется, писал
(если нет, то спешу исправить ошибку), что прежде – не
знаю, как теперь – официальная советская историография
не признавала пробелов в истории войны. "Никто не забыт,
ничто не забыто. Нет неизвестных страниц, есть лишь
малоизвестные, дескать, всё мы знаем и всех мы помним,
да недосуг до всего добраться и всех помянуть,
ни времени не хватает, ни бумаги".
Это утверждение лживо навылет. А, поскольку с бумагой у
нас здесь дело обстоит несравненно лучше, мы и этого
извинения лишены. Тем паче, что грядёт 50-летний
юбилей этой величайшей из трагедий. Тем паче, что как
раз сейчас вершится глобальная Переоценка (не исключая
и розничных цен), и живы ещё ветераны,
заинтересованные участники событий, им никто не
запретит отозваться на клевету, если они сочтут эти
заметки клеветой и если обзаведутся временем и,
особенно, бумагой. Словом, самое время взглянуть на
войну со всей возможной объективностью.
Здесь, на Западе, мы имеем возможность сопоставить
фанфарные воспоминания победителей с мемуарами
побеждённых, давно уже пора публиковать эти мемуары
в СССР, но когда ещё ТАМ придут к такому заключению…
Так поспешим же, пока есть ещё люди, способные
признать – "Да, это правда".

Американскому сериалу, посвящённому войне в России,
дали название "Неизвестная война", имея в виду, что ход
войны и размах операций на Восточном фронте
практически неизвестны американцам. На самом деле
лояльный по отношению к КПСС фасад этого фильма
прячет подлинную войну, неизвестную самому народу-
победителю. Это, прежде всего, правда о стоимости
ошибок, совершенных правящей партией, ведомой
номинально Центральным комитетом, а на самом деле
вождём.
Принято считать, что заключение пакта с Гитлером дало
СССР почти двадцать месяцев отсрочки и
территориальные выгоды, послужившие буфером при
немецком вторжении. Дескать, фактор времени позволил
укрепить обороноспособность Родины, а фактор
территории спас положение в первый катастрофический
период войны.
Между тем Гитлер вовсе не был простаком. Давая
Сталину такую фору, он, несомненно, тоже считал в уме.
Как же обернулись расчёты для обеих сторон?
Уступая территории, Гитлер со своими советниками
приблизительно учитывал время, на которое эти
территории уступались. И понимал: не с советскими
темпами за это время воздвигнуть оборонительные
сооружения на повой границе. Александр Некрич в своей
драматической книге "1941, 22 июня" рассказывает, что
не только линия обороны на повой границе не была
создана, но даже вдоль старой она была демонтирована.
Снятое оборудование предполагалось установить на
новой границе. В результате оборонительных сооружений
не оказалось ни тут, ни там. Возможно, Гитлер даже
предвидел, что уступаемые территории создадут
разлагающую иллюзию естественной, географической
защищённости метрополии, что и случилось на деле. К
тому же и мощь вермахта оценивалась – и это после
молниеносных кампаний в Польше и Франции! – явно в
советской, так сказать, системе единиц и где-то на
советском же уровне, ибо иначе не объяснить удручающий
идиотизм директивы № 2 Народного комиссара обороны от
22 июня 1941 года: "Войскам всеми силами и средствами
обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в местах,
где они нарушили советскую границу. Впредь до особого
распоряжения наземным войскам границу не переходить".
(Курсив мой. – П.М.) Вот уж хватило военное руководство!
Войскам удалось перейти границу лишь через три года.
Спрашивается: какую оценку выставить тем, кто готовил
страну к грядущим испытаниям?
В результате не прошло и двух недель, как немцы
оказались под Киевом.
Так обстояло дело с приобретенными территориями.
А как с предоставленным временем?
Подсчитаем, что успела за это время Германия – и что
успел СССР.
Германия разгромила и захватила Польшу, разгромила
союзников на Западе и очистила Западную Европу от
присутствия недружественных воинских контингентов.
Кроме того, она в бешеном темпе нарастила свой
военный потенциал – в значительной степени благодаря
СССР, обязанного к поставкам стали, нефти и хлеба в
рамках экономических дополнений к Пакту. Да, таков
черный юмор истории: бакинская нефть и сталь Донбасса
помогли Германии поставить на колени Францию и
оставили Россию без союзников на Западе. Отныне
Гитлер на долгое время избавил Германию от опасности
войны на два фронта.
А что успел СССР?
СССР успел провести позорную кампанию в Финляндии и
убедиться в отсталости своей армии. Устарелое
вооружение, примитивная тактика, отсутствие связи, этой
нервной системы войны, и удручающее состояние
транспорта. Перевозки осуществлялись в основном
гужевым транспортом. Одно из следствий – почти
повальное замерзание раненых при их эвакуации в тыл.
Если немцы испытывали затруднения с офицерским
составом в звании капитан-майор, то Красная Армия
испытывала подлинный кадровый голод на всех уровнях
командования. Уничтоженные кадры мстили за
уничтожение. Старшие командиры не имели боевого
опыта и боялись ответственности, младшие были
неграмотны, редко кто из них умел читать
топографическую карту.
В оборонной промышленности понимали, что времени в
обрез, да при этом еще во главу угла поставлено
выполнение обязательств перед новым другом, так
щедро оделившим СССР территориями. Только в
феврале 1941 года (поздно, чересчур поздно!) собралась
XVIII партконференция, посвященная вопросам
оборонной промышленности, да и то завершилась
выводом из состава ЦК наиболее активных противников
Пакта – Литвинова, Лихачёва и Ванникова. Последний
вскоре был арестован. Для понимания того, какого сорта
людьми швырялись даже в такую тревожную пору, даю
справку: Литвинов – самый, вероятно, проницательный
дипломат советской эпохи; Лихачёв – легендарный
директор московского автозавода, Ванников – ещё более
легендарный нарком боеприпасов, отец советских
атомной и водородной бомб, впоследствии трижды Герой
соцтруда. Эту тройку, как и многих других, обвинили в
антигерманских настроениях. Каково? И настроений таких
не дозволено было иметь, ни сомнений, ни плохих
предчувствий, ни даже прямых предвидений.
В результате немецкие самолёты уже летели на
бомбёжку Киева и Севастополя, а советские танкеры с
горючим для этих самолётов всё ещё направлялись в
германские порты.
Вообще, поведение советского правительства в
предвоенное двухлетие не поддаётся никакой оценке и не
имеет аналогии в мировой истории. Это какой-то пир во
время чумы. Рушатся древнейшие города, стираются с
карт государства, границы демонстрируют свою
смехотворную условность и зависимость от ненадёжных
договоров, а правительство СССР, словно в сомнамбуле,
в какой-то придурковатой эйфории, хватает всё, что плохо
лежит. Нет бы в предвидении ожидающих Европу
потрясений сделать сопредельные народы союзниками –
оно навеки делает их злейшими врагами. Прибалтика,
Бессарабия и Буковина, и весь западный обвод прежних
границ ещё до начала войны испытают на себе тяжкий
сапог социализма. Он всё делает словно навеки,
социализм. Вчера пришёл – навеки. Сегодня уходит –
навеки. Распахиваются битком набитые тюремные
камеры – и автоматные очереди прошивают толпу
невинных, доверчиво кидающихся к дверям в уверенности,
что их выпускают, всех этих паровозных машинистов,
кочегаров и лифтёров, виновных лишь в том, что пришло
время ремонтировать паровозы, котлы и лифты,
владельцев лавчонок и просто тысячи беженцев с
захваченных немцами территорий, которые добрались до
могучего восточного соседа со счастливым вздохом людей,
чудом избежавших гибели. Рано обрадовались, голубчики!
Это у солдат на фронте в руках были хлопушки-
трёхлинейки. У солдат в тылу в руках были автоматы. Вой
в оставленных городах у тюрем, кровь из них ручьями.
Репутация советской власти создана навеки, этой крови
не забелят никакие перестройки.
Так-то страна, подготовленная Пактом, вступала в войну.
Итог: через новую и старую государственные границы
немцы прошли галопом, окружая, и уничтожая и небрежно
обходя немногие очаги сопротивления, и наслаждались
оперативным простором практически весь первый год
войны.
Итог: к 31 марта 1942 года потери немцев убитыми,
ранеными, больными и пленными составили 796 тыс.
человек, а потери Красной Армии одними только
пленными составили 3,1 миллиона человек, и это
единственная достоверная цифра, поскольку исходит от
педантичных бухгалтеров-немцев, Потери убитыми –
НЕИСЧИСЛИМЫ. Да и кто их считал? Необученных
новобранцев и несчастных ополченцев валили, словно
солому в огонь, чтобы хоть сколько-нибудь замедлить
темп немецкого наступления.
Логика советского командования была проста: чтобы
перестрелять этих беззаветных контратакующих
патриотов, немцы должны остановиться,
рассредоточиться, потом, перестреляв атакующих, снова
садиться в машины, выстраиваться в колонну… Глядишь –
несколько часов прошло, всё ближе к распутице и зиме.
Распутица опрокинула планы немцев, горючее доходило
лишь до узловых станций, но не до танковых частей и
аэродромов. Лишившись поддержки авиации и танков,
немцы забуксовали. А потом в дело вступил генерал
Мороз. Как бы яро советские историки ни опровергали,
поворот под Москвой произошёл вследствие остановки
транспорта в осеннюю распутицу и неподготовленности
немецкой армии к войне в суровых зимних условиях 1941
года.
Но правда и другое: чтобы дотянуть кампанию вермахта
до распутицы и зимы, миллионы безвестных сынов
отечества всех образовательных цензов, возрастов и
национальностей полегли на полях сражений, нанеся при
этом минимальный ущерб наступавшим немецким
войскам. Эти миллионы людских жизней безжалостно
принесены были в жертву неподготовленности к войне и
неумению воевать. Так что немецким стратегам не стоит
особенно гордиться этим периодом войны.
Сделаем же скачок в другой период, когда Красная Армия
неудержимо наступала на всех фронтах, а немецко-
фашистские орды (пользуясь привычной терминологией
советской пропаганды) катились на Запад.
"Танковые сражения" – так скромно называется книга
генерал-майора фон Меллентина, но по охвату
материала и обилию метких заключений она выходит за
рамки анализа танковых сражений. Фон Меллентин
последовательно был начальником штаба 48 танкового
корпуса, 6-й армии и группы армий “G”. Я не знаю
немецкого и вынужден цитировать книгу в переводе с
английского. Начну цитирование с отрывка, дающего
представление о профессиональности и объективности
автора. Характеризуя наступательные действия 4-й
танковой армии Гота, яростно и небезуспешно рвавшейся
деблокировать окружённую группировку Паулюса, фон
Меллентин пишет:
"К 16 декабря 1942 года передовые отряды Гота достигли
берегов реки Аксай менее чем в 40 милях от ближайших
войск 6-и армии, и мы выдвинули 14-ю танковую дивизию
для форсирования Дона и наступления 7 декабря в
юго-восточном направлении для поддержки левого
фланга Гота. В этот момент русское командование
продемонстрировало стратегическую проницательность
высокого класса. Маршал Жуков командовал армиями в
районе Волго-Дона с генералом Василевским в качестве
начальника штаба. Вместо концентрации имевшихся
резервов на оси наступления Гота, они начали новую
наступательную операцию широкого масштаба против
несчастливой 8-й итальянской армии в среднем течении
Дона, охватив своими атаками также сектор армейской
группы “Холлидт” и позиции 48-го танкового корпуса па
реке Чир. Кризис на нашем собственном фронте и развал
итальянцев не только вынудили нас отменить атаку 11-й
танковой дивизии через Дон, но и заставили Манштейна
немедленно оттянуть 4-ю танковую армию Гота с целью
сформировать новый фронт для прикрытия Ростова. Это
решило участь Шестой Армии у Сталинграда". И
несколькими страницами ниже: "Многочисленные русские
механизированные и пехотные соединения сломали
фронт итальянцев и открыли брешь в шестьдесят миль
шириной, через которую они устремились на юг к
Ростову. Манштейн был командир с железными нервами,
и если бы было возможно оставить 4-ю танковую армию
выполнять её задание, он сделал бы это. Но это было
невозможно: потеря Ростова грозила катастрофой 48-му
танковому корпусу, армии Гота и всей группе армий фон
Клейста на Кавказе. Воистину, должно быть, Жуков с его
верным стратегическим чутьём специально задержал
своё наступление против итальянцев до тех пор, пока не
убедился, что Гот полностью вовлечён в действия на
сталинградском направлении. Принятием такого плана он
вполне мог надеяться захватить в ловушку все наши
южные армии".
Немецкий генерал переоценивает как стратегические
таланты Жукова, так и его возможности единолично
планировать сроки проведения операций. Операцию
действительно намечалось провести на шесть дней
раньше, но перенос её на 16 декабря произошёл не по
представлению Жукова, а просто потому, что войска не
успевали выдвинуться па исходный рубеж.
Далее, в книге фон Меллентина идет любопытная сноска,
и я не могу отказать себе в невинном удовольствии
процитировать ее, оставляя достоверность на совести
добросовестного, по-видимому, автора:
"Не все, очевидно, знают, что Жуков получил
значительную долю своего раннего военного образования
в Германии. Вместе с другими русскими офицерами в
рамках программы Рейхсвера он в двадцатые годы учился
на курсах в германской военной школе. В то время он был
прикреплён к кавалерийскому полку, в котором полковник
Динглер служил в качестве субалтерна. Динглер сохранил
живые воспоминания о буйном поведении Жукова и его
товарищей и об основательных порциях спиртного,
которое они имели обыкновение принимать после обеда.
Однако очевидно, что в военной сфере Жуков не потерял
время зря".
Вот так так! А в пространных мемуарах Жукова о
германской школе – ни звука! (Кстати, в переводе на
русский язык книги фон Меллентина, изданной в России,
это примечание опущено…)
Генерал фон Меллентин начинает свою книгу о танковых
сражениях с того, что представляется читателю. Он
третий сын в семье немецкого офицера, получил
образование в классической гимназии, окончил военное
училище, затем академию. Войну начал майором, а
окончил генерал-майором. Представляю этого автора
подробно потому, что намерен широко цитировать его
книгу.


Станция Тацинская

Это хрестоматийный эпизод войны, который излагается
советской стороной так:
В рамках уже упомянутого фон Меллентином советского
наступления па среднем Дону 24-й танковый корпус
генерала Баданова за пять суток преодолел 240 км по
немецким тылам, утром 24 декабря неожиданно появился
в Тацинской и овладел ею. Тацинская была базой
снабжения окружённой группы Паулюса. На аэродроме
стояли готовые к вылету транспортные самолёты с
продовольствием и боеприпасами. Советские танки
захватили аэродром и уничтожили самолёты. Немцы
подтянули к Тацинской резервы, в частности, уже
упомянутую 11-ю танковую дивизию, и отрезали корпус
от остальных частей фронта. Сталин потребовал от
командования фронтом выручить героический корпус.
Выполняя приказ командующего фронтом, 24-й танковый
корпус прорвал оборону и соединился с силами фронта.
Не очень ясное изложение.
А вот как было дело по фон Меллентину:
" … Я поспешил к Тацинской с оперативной группой
корпуса и расположил штаб там. В канун Рождества
русские захватили в западной части города большой
аэродром, который использовался для снабжения
сталинградского гарнизона. Там были совершены
страшные зверства, и когда мы отбили аэродром, мы
нашли там тела наших товарищей с выколотыми глазами,
отрезанными ушами и носами.
6-й танковой дивизии было приказано атаковать в
северном направлении и закрыть фронт, отсекая таким
образом путь к отступлению гвардейскому корпусу
(русских). 11-й  дивизии было предложено расправиться с
этими господами. Совершенно плоская покрытая снегом
степь была идеальным полем для движения танков, и две
танковые дивизии выполнили своё задание в
великолепном броске, вызвавшем в памяти дух старых
кавалерийских атак. Гвардейский корпус был окружён
11-й танковой дивизией и посылал в эфир отчаянный
вопли о помощи, в основном открытым шифром, но
призывы были тщетны. Генерал Балк и его войска
провели операцию тщательно, и все соединение было
уничтожено или взято в плен".
Не знаю, кто здесь говорит правду, кто лжёт, ясно одно:
после освобождения аэродрома в Тацинской и
увиденного там немцы просто не могли позволить
бадановскому корпусу так вот запросто соединиться со
своими…


Снова Харьков

Советские источники с обстоятельностью, вызывающей
сомнения, описывают зимнее наступление на юго-
западном направлении. Но даже в их описании бои за
овладение Донбассом, Мариуполем и Харьковом чётко
распадаются на два этапа: первый, до 6 февраля
1943 года, когда они с трудом прогрызали немецкую
оборону, и второй, после 8 февраля, когда немцы,
внезапно обессилев, стали отступать, чтобы опять-таки
внезапно, без всякого перехода, кинуться в наступление,
окончившееся для советских войск в районе Харькова
плачевно, а чреватое ещё большими неприятностями,
будь у немцев поболее резервов. С советской версией
заинтересованный читатель может ознакомиться в 6-м
томе советской "Истории Второй мировой войны".
Подспудный смысл двух этапов и чёткое изложение
событий мы находим у участника операции фон
Меллентина. Он описывает новое сокрушительное
наступление русских на фронте 2-й венгерской армии к
югу от Воронежа, 150-мильный прорыв, освобождение
(захват с его точки зрения) Курска и продвижение к
юго-востоку от Харькова. Несмотря на успешный отвод
кавказских армий, новый Сталинград замаячил перед
Манштейном. Но он своевременно получил в своё
подчинение 1-ю и 4-ю танковые армии, а с этой
сокрушительной силой обрел уверенность, что смёл бы
русских, если бы ему предоставлена была свобода
манёвра – отступление от Донца, эвакуация Ростова и
занятие обороны вдоль реки Миус, на гораздо более
коротком периметре. Этому противился Гитлер.
6 февраля Гитлер приехал повидаться с Манштейном на
его командный пункт в Запорожье. Видимо, капитуляция
Паулюса за шесть дней до означенной встречи сделала
Гитлера сговорчивее, и он склонился на предложение
Манштейна. Наибольшее препятствие было, таким
образом, устранено, и Манштейн мог со спокойной душой
приступить к выполнению своего плана.
Далее слово фон Меллентину:
"На протяжение первой половины февраля казалось, что
всё складывается вполне успешно для русских. Армейская
группа "Холлидт" сдала свои позиции по нижнему Донцу и
через Ростов и Таганрог отступила к полевым
укреплениям вдоль реки Миус. 10 февраля 48-й танковый
корпус, отбив атаки, отступил от линии Донца; корпус
сконцентрировался для новых операций к северу от
Сталино, в сердце Донбасса. 16 февраля армейская
группа "Кемпф" была вынуждена эвакуировать Харьков 
(Заметьте, читатель, фон Меллентин вовсе не
утверждает, что и это было частью плана, а мог бы! –
П. М.), так как его северное крыло подвергалось
окружению со стороны Белгорода. Таким образом,
открылся просвет между армейской группой "Кемпф" и
левым флангом армейской группы "Фреттер Пико" в
районе Изюма. Русские воспользовались ситуацией и
ринулись на юг от Барвенково и на юго-запад через
Лозовую. 21 февраля русские тапки достигли Днепра в
поле зрения штаб-квартиры Мапштейна в Запорожье.
Манштейп оставался безучастен. Он с удовлетворением
наблюдал за маневрами русских. 17 февраля Гитлер
снова посетил его и потребовал немедленного
освобождения Харькова, но Манштейн объяснил, что чем
дальше массы русских проникнут на запад и юго-запад,
тем эффективнее будет контрудар. Он втягивал русских в
опасный мешок, поскольку армейская группа "Кемпф"
твёрдо стояла у Краснограда, благодаря прибывшим
подкреплениям, включая танковую дивизию "Великая
Германия".
21 февраля армейская группа "Холлидт" и 1-я танковая
армия прочно удерживали позиции по линии от р. Миус
до пунктов северо-восточнее Сталино. К северо-западу
от этого города 4-я танковая армия стояла, готовая к
контратаке; 48-й танковый корпус с 6-й, 11-й и 17-й
дивизиями занимал позиции справа, а танковый корпус
СС с дивизиями "Лейбштандарт" и "Райх" слева.
(Танковые дивизии СС и "Великая Германия" имели в
своем составе по батальону новых танков "Тигр").
22 февраля эти пять дивизий начали своё движение в
северном направлении. Это концентрическое движение
было строго координировано. 48-й танковый корпус
двинулся по направлению к Барвенково, и его
стремительное наступление явилось для русских
полнейшей неожиданностью. В течение нескольких дней
17-й танковая дивизия на правом фланге захватила
сектор Изюм-Протопоповка на р. Донец, а танковый
корпус СС занял Лозовую и установил контакт с
армейской группой "Кемпф", присоединившейся к
наступлению с запада.
Местность была почти совершенно открытая, слегка
холмистая, здесь и там пересечённая узкими
замерзшими ручьями. Это напоминало местность к
западу от Сталинграда и очень было похоже на северо-
африканскую пустыню. Русские колонны, стремившиеся
назад, на север, заметные с расстояния от 8 до 15 миль,
были взяты под эффективный артиллерийский обстрел
орудиями всех калибров. Некоторые русские соединения
успели избежать ловушки, но 1-я Гвардейская армия и
бронетанковая группа Попова понесли тяжёлые потери
в живой силе и технике. К 8 марта несколько крупных
русских бронетанковых соединений и кавалерийский
корпус были полностью отрезаны 4-й танковой армией и
армейской группой "Кемпф"; было уничтожено 615 танков
и захвачено более 1000 орудий. 48-й танковый корпус
двигался вперёд к востоку от Харькова, и к середине
марта снова твердо занимал обращённую к востоку
линий обороны по р. Донец. Танковый корпус СС
продолжал своё победоносное наступление, и 15 марта
германский воинский флаг снова развевался над
центральной площадью Харькова".
Если что-то и не нравится мне в этом описании, то это
свойственная в одинаковой степени и русским, и немцам
склонность к патетике. Зато привлекает чёткость и
краткость изложения. И то и другое выгодно отличается
от путаной советской версии.
Ну и, наконец, кода харьковского анабазиса.
Вот как она изложена в советском источнике:
"Всего к контрнаступлению привлекалось 7 танковых,
моторизованная и 3 пехотные дивизии, которые
обеспечивались сильной авиационной группировкой
(около 750 самолётов). В дивизиях, действовавших па
главных направлениях, противник имел более 800 танков.
Враг, сосредоточив крупные силы, достиг превосходства
над войсками Воронежского и Юго-западного фронтов в
личном составе и артиллерии в 1,2 раза, в танках и
самолётах в 2,4 раза" ("История второй мировой войны",
т. 6).
А вот как у фон Меллентина:
"По количеству дивизий соотношение сил было 8:1 в
пользу русских, и эти операции ещё и ещё раз
показывают, на что были способны германские войска".
От комментариев воздерживаюсь…


Отступление

Все советские источники, говоря об отступлении
немецких войск, упоминают насильственный угон
населения в немецкую неволю. Это странно.
Отступление – само по себе дело хлопотное. Не зря
Мольтке отверг сравнение с Наполеоном и Фридрихом,
сказав, что не может с ними равняться, поскольку никогда
не руководил отступлением. А тут в дополнение к
эвакуации раненых и техники, к организации новых
рубежей обороны, к проведению арьергардных боёв
возиться с мирным населением?
Как штабист, генерал фон Меллентин объясняет, что
эвакуация мирного населения должна быть организована
по особым путям, не пересекающимся с путями отхода
войск, иначе войска могут быть намертво застопорены.
Печальный пример такого отступления можно было
наблюдать во Франции в мае 1940 года, когда
французское правительство объявило об эвакуации
всей северо-восточной Франции. Неорганизованное
движение беспрецедентных масс паникующего населения
заблокировало дороги и лишило подвоза и свободы
манёвра французскую армию, хотя при развитой
французской сети дорог и при правильной организации
всё могло обойтись куда менее печально.
В качестве образцового примера отступления фон
Меллентин приводит эвакуацию опасного для немцев
Ржевско-Вяземского выступа в марте 1943 года
(операция "Буйвол"). Дороги, мосты и переправы были
систематически приведены в порядок, места
сосредоточения войск тщательно замаскированы,
потребности в транспортных средствах вычислены
исходя из перечня оборудования и материалов,
подлежащих эвакуации. Штабы и командные пункты в
тылу были оборудованы ещё до начала движения.
Блокирование дорог и устройство минных полей за
отступающими было скоординировано с расположением
линий арьергардного сопротивления.
"Самой серьёзной проблемой явилась эвакуация
гражданского населения, поскольку при проведении
операции "Буйвол" всё население, стар и. млад, здоровые
и больные, крестьяне и горожане, все настаивали на
эвакуации, так силён был ужас перед солдатами и
комиссарами их собственной страны. Конечно, массовая
миграция такого рода не была предусмотрена
германским военным командованием, и потребовались
специальные меры, предпринятые в порядке
импровизации.  Главной проблемой было направить
движение, но направить таким образом, чтобы держать
его в стороне от основных и запасных путей отступления
воинских частей. Инженеры со строительными
подразделениями были посланы привести в порядок
дороги, по которым массы населения могли бы двигаться
в порядке. Были организованы центры снабжения и
питания; не забыты были также медицинские и
ветеринарные посты. Наиболее важные пункты
движения тщательно контролировались. Пока беженцы
находились вблизи от линии фронта, движение
осуществлялось ночами. Если дневное движение было
неизбежно, беженцев инструктировали, чтобы они не
сбивались в толпы и двигались в рассыпном порядке
для защиты от русской авиации, которая атаковала всё,
что двигалось, цивильное или военное".
Я собирал прах людской на дне чудовищных ям Киева и
Львова, и мне нелегко согласиться даже с одним-
единственным эпизодом добровольного ухода населения
с захватчиками. Я не верю, не хочу верить генералу фон
Меллентину, но, как и в военных эпизодах, куда
спрятаться от доводов рассудка? Всё лезут в голову
назойливые вопросы советских анкет: "Не находился/лась
ли на оккупированной территории?" Чёрт возьми, коли
так худо было и нееврейскому населению на
оккупированных территориях, то специально надо было
выискивать таких людей для выдвижения на руководящие
посты! Хлебнувшие лиха, они, по идее, должны бы стать
преданнейшими слугами вернувшей им Родину советской
власти. Но что-то ни разу не слышал я о выдвижении
оккупированных. Зато о подавлении слышал немало.
И ещё немало слышал о том, как доставалось
освобождённому населению от армии-освободительницы,
Женщинам и девушкам не было пощады. Одно это могло
швырнуть население в какое угодно бегство, а это ведь
было не единственное лихо от своих…



О численном превосходстве

Описание любого драматического для нашей стороны
эпизода Великой отечественной войны традиционно
сопровождается неизменными сетованиями советских
историков о подавляющем преимуществе немцев в живой
силе и технике. Если иметь в виду положение сторон в
конце операций, нет сомнения: так оно и было. Но крайне
сомнительно, что так было и вначале. Знаю лишь один
случай, когда описание катастрофы не сопровождалось
такими ламентациями, и этот случай касается
скандального разгрома на Керченском полуострове
в мае 1942 года, когда наступавшие немцы не только
не обладали преимуществом, но уступали в численности
наземных войск, и даже в авиации их преимущество
не было подавляющим, просто класс ассов был другой.
В качестве командного состава и в подготовке солдат,
в связи, в блестящем взаимодействии заключалась мощь
вермахта. Немцам не нужно было численное
превосходство, которого в войне против СССР они просто
не могли добиваться. Они обладали подавляющим
преимуществом в КАЧЕСТВЕ войск. И не голословно
пишет американский военный историк полковник
Альберт Ситон в своей книге "Битва за Москву":
"Германские сухопутные силы при мощной тактической
поддержке Люфтваффе представляли в то время
наиболее великолепную военную машину в мире, и она
на протяжении лета и осени 1941 года была способна
атаковать и уничтожать трёхкратно превосходящие силы
советских войск".
Впрочем, немцы, конечно, знали азбуку военной науки не
хуже уцелевших в Великой Чистке советских военных
теоретиков и умели создавать преимущество на
направлении главного удара. Просто, преимущество это
создавалось лишь на время нанесения удара, а удары
были молниеносными. Умение избегать потерь в
сочетании с умением быстро перебрасывать войска с
места на место позволяло немцам маневрировать с
высочайшей эффективностью. Дивизия, нанесшая удар по
нашим позициям на севере, спустя несколько дней в
полном порядке наступала на юге. Конечно, такая
мобильность и столь экономное использование сил
требовали продуманных решений, а Гитлер вовсе не был
военным гением, но это уже другая сторона вопроса.
Главное же – немцы по численности своих людских
ресурсов просто не могли тягаться с СССР, и
старую-старую сказку о преимуществе в живой силе и
технике давно пора перестраивать, как и все прочие…
В своей книге "Танковые сражения" генерал фон
Меллентин описывает тактику активной обороны,
введенную вермахтом в обиход после Сталинграда.
Одним из первых сражений такого рода был успешный
харьковский манёвр Манштейна, которого, кстати,  фон
Меллентин называет лучшим стратегом германской
армии в годы Второй мировой войны. Лавры лучшего
тактика он отдаёт своему непосредственному
начальнику, генералу Германну Балку, командиру
48-го танкового корпуса, а затем командующему
6-й армией и группой армий "G". В частности,
в значительной степени это именно генерала Балка
заслуга (или, с нашей точки зрения, вина) в том, что после
взятия Киева так надолго захлебнулось наше наступление
на Житомирском направлении. Маневрируя одними и
теми же несколькими танковыми дивизиями с такой
быстротой, что они казались ведущими бои
одновременно в нескольких пунктах, генерал Балк в
строгой секретности молниеносно перебрасывал их и –
уже не в 41-м, а в 43-м! – наносил страшные удары
превосходящим силам советских войск.
Сперва силами шести танковых и одной пехотной
дивизий генерал Балк, начав операцию 15 ноября,
к 18 ноября окружил в районе Брусилова группировку
советской армии в составе 1-го Гвардейского
кавалерийского корпуса, 5-го и 8-го Гвардейских
бронетанковых корпусов, и, взяв значительное число
пленных, 153 танка и 320 орудий, считал операцию чуть
ли не поражением, поскольку значительная часть
командного состава ускользнула из окружения "… и была
послана в тыл, где получила новою технику и свежие
войска, которых Красная Армия, казалось, обладала
неистощимым источником".
С 6 по 8 декабря теми же силами была разгромлена в
районе Житомира 60-я армия Юго-Западного фронта,
причём количество захваченных боеприпасов показало,
что этот удар предупредил советскую наступательную
операцию гигантского масштаба. Снова советские войска
были захвачены врасплох, снова чудовищные потери в
живой силе и технике.
Тут же, не теряя темпа, немцы развернули свои дивизии
и ликвидировали сперва плацдарм южнее Малина, а
затем у Радомышля, западнее р. Тетерев. Более трёх
советских дивизий были окружены и разгромлены, а,
кроме того, тяжёлый урон был нанесён частям,
пытавшимся деблокировать окружённую группу.
14 декабря теми же войсками был нанесён новый удар в
междуречье Тетерева и Ирши, и еще один плацдарм был
ликвидирован к северу от Радомышля. "Русские
определённо были поражены этими таинственными
ударами, которые исходили, казалось, ниоткуда, и их
радиопереговоры дали нам немало свидетельств их
растерянности и тревоги. К 15 декабря мы
стабилизировали фронт, и 48-й танковый корпус стоял
готовый к следующему сражению''…
Которое не замедлило начаться уже на следующий день,
16 декабря 1943 года. На этот раз объектом немецкой
атаки стало сосредоточение советских войск в районе
Мелены (? – Или Меленя? Этого названия не знаю и на
карте его не нашёл. В книге фон Меллентина этот
населенный пункт помещён на р. Ирше между Малином
и Коростенем). Чтобы не насторожить советские войска,
перед началом операции не был позволен даже
разведпоиск. Операция по ликвидации неизвестной
численности советской группировки проводилась охватом
с двух сторон силами всего лишь 3 танковых дивизий при
частичной фронтальной поддержке 57-го корпуса из
района Коростеня. Атака началась успешно, и уже па
первом ее этапе немцы уничтожили 46 советских танков.
К 21 декабря русские стали наращивать сопротивление и,
наконец, "… организовали контратаку такого масштаба,
что у нас перехватило дыхание". К концу этого дня
произошла сенсация. Из карты, найденной на теле
убитого русского майора, стало ясно, что своими тремя
дивизиями немцы пытались замкнуть кольцо вокруг
группировки, состоявшей не менее чем из 4
бронетанковых и 3 пехотных корпусов. "Русское
командование несомненно концентрировало свои силы
для массированного наступления па Житомир, – не без
юмора замечает фон Меллентин, – и наша атака силами
трёх танковых дивизий должна была показаться им
классической наглостью".
Что и говорить, о силах, которыми располагала Ставка,
немцы в то время не могли уж и мечтать. Тем не менее,
они отошли в полном порядке, сорвав готовившееся
наступление на Житомир.
Уж, право, не знаю, что ещё можно добавить к вопросу о
численности, особенно, если вспомнить, как прогрызался
путь назад, к старой и новой государственным границам…
Фон Меллентин пишет о неистощимом источнике,
питавшем Красную Армию. Такие признания всегда
принимались КПСС с величайшей гордостью, и тут же
пускался в ход стандартный набор фраз об организующей
роли партии на фронте и в тылу, а то и пышные
сравнения с античным богатырём Антеем, источником
силы которого была родная мать Земля…
А источником-то были наши семьи.
От красных генералов не требовалось жалеть солдатскую
кровушку. Потому-то, подобно германским генералам в
начале войны, советским генералам следовало бы скорее
стыдиться своих успехов даже в конце её.
Между прочим, немцы умели ценить красивый бой
независимо от авторства. Вот в каких выражениях
отзывается фон Меллентин о так называемом "Третьем
ударе" – прорыве советских войск в Крым: "10 апреля
русские заняли Одессу, и группа армий "А" фельдмаршала
Клейста отступила через Днестр в Румынию. Но худшее
последовало затем, поскольку 11 апреля генерал
Толбухин нанёс свой великолепный удар на Перекопском
перешейке; его колонны прошли насквозь и затопили
Крым".
Этот замечательный удар был знаменателен рекордно
низкими потерями. Фёдор Иванович Толбухин – один из
немногих советских генералов, болезненно переживавший
потери. За что при жизни так и не был – единственный из
командующих фронтами – удостоен звания Героя.
Правда о войне похоронена в братских могилах.
Воспоминания очевидцев редактируются так, чтобы в них
оставалось лишь, как мы лупили немцев. И только здесь,
на Западе, прорывается страшная правда. Вот эпизод из
воспоминаний участника боев под Москвой, писателя
Григория Свирского:
“Вся лесная опушка, отведённая нам под "аэродром
подскока", была завалена трупами солдат. Солдаты были
наши, стриженые, в новеньких зелёных ватниках и в серых
армейских ушанках. Снег завалил, припорошил трупы,
иногда их приходилось выдёргивать, отрывать от земли.
Одних мы волокли за ноги, прочь от посадочной полосы,
других оттаскивали на хрустевших от замёрзшей крови
плащ-палатках. Кто-то из солдат-стариков, провозивший
мимо на розвальнях раненых, сказал горестно: "Ну и
подснежников у вас…"
Прижилось словечко. Мы оттаскивали "подснежников" к
самому краю лесной опушки и там складывали один на
другой. К утру новый аэродром походил на огороженную
со всех сторон древнерусскую крепость. Только не из
брёвен стены – из оледенелых трупов.
У одного мальчишки лет семнадцати я вынул белые
листочки письма. Стряхнув снег, пробежал глазами
первые строки. От матери письмо, из неведомой мне
деревни Кушерки. Мать писала погибшему сыну, как
способнее ему возвращаться домой. Чтобы меньше
пересадок. "Садись на "дежурку". Тут я тебя встречу,
голубок ты мой"…
Пехотный майор, давший нам в землянке для утешения
по кружке спирта с куском сала, объяснил, что две недели
назад они взяли деревню, возле которой теперь наш
аэродром. Доложили в дивизию. Те – командующему
20-Й армии Власову. Генерал Власов, естественно,
командующему фронтом Жукову. Тот – Сталину. Сталин
флажок на карте передвинул. Московское направление,
каждый шаг в ставке отмечают. А тут немцы подвели
тапки, да как наших с холма шуганут. Покатились вниз,
по наледи.
Пошли в атаку заново. Какое! Из роты вернулись трое,
один с ума сошел.
Закрутилось колесо в обратную сторону. Власов
докладывает Жукову – не удержали высоту. Командующий
фронтом и слышать не хочет: ''Высота паша, доложено
товарищу Сталину, а вы пятитесь как раки?!"
Сообщил Жуков, что передаст 20-й армии ещё две
пехотные дивизии, которые сейчас разгружаются в
Волоколамске. Посадить солдат на грузовики и прямо с
колёс – в бой. В семнадцать ноль-ноль доложить: высота
наша. Выполняйте! "Так и пошли, – завершил пехотный
майор свой рассказ, – без артиллерии, без танков…"
Долго молчали. Кто-то длинно и страшно выругался.
Все понимали, что за пять обугленных печек убили
тридцать тысяч стриженых ребят”.
Вопрос (скорее всего риторический): есть ли ныне
свидетельство, что изменилось отношение к ценности
человеческой жизни в государстве, выигравшем войну
таким страшным и позорным образом?

Петр Межирицкий

НОВОЕ РУССКОЕ СЛОВО,
18 июня 1991 года