Мне исполнилось 18 лет в том сентябре, когда началась вторая мировая война. Не нужно быть гадалкой, чтобы предвидеть дальнейшую судьбу тонкошеего очкастого и уже остриженного под «ноль» студента-филолога. Из окружения под Мозырем командир эскадрильи вывез меня, как и других брошенных на произвол судьбы механиков в бомболюке. В тот час я шкурой постиг, что такое солдатское братство.Затем был Ржев, где на лесных «аэродромах подскока» наши самолеты то и дело капотировали на грудах занесенных метелью «подснежников»: зимнее наступление под Москвой выдохлось, почти год фронт стоял, и пехоту жгли безо всякой нужды, как солому. Окоченелые, порой обмороженные до кости, мы не очень-то верили крайнюю необходимость наших «бомбовозов» из перкаля и деревянных стоек Лишь после войны узнали (из мемуаров немецких генералов), что более всего их войскам досаждали штурмовики Ил-2 «Черная смерть» и самолеты «Рус фанер» или «Кофейная мельница.»
Наконец, Северный флот - идущие на дно английские суда, размочаленный бомбами аэродром на краю света...
Вернувшись с войны, попытался рассказать в своей первой книге правду о побоище над Баренцевым морем , на дне которого осталось 300% летных экипажей наших торпедоносцев (Горела во мне пушкинская строка: «Здесь человека берегут, как на турецкой перестрелке») Когда затем позволил себе коснуться и других аспектов «гуманизма» и мудрости нашего государства, оно принялось за меня без промедления.
Это выглядело порой и так...
На заполярном аэродроме завершалась съемка фильма «Места тут тихие» - о летчиках Баренцева моря, сгорающих один за другим в торпедных атаках по кораблям. По сценарию Григория Свирского и режиссера Юрия Щукина («Искусство кино»,1966 г.№2)
Но ко времени съемок я публично высказался в Союзе писателей СССР о том, что у всех нас наболело. А печатать не дозволялось...
Это было время крушения и воцарения «генеральных» вождей, «пересменка шила на мыло», как горьковато острили позднее. Еще тлела надежда на поворот к лучшему...
Однако стоило мне упомянуть о бесправии рабочего человека в государстве, назвавшего себя «рабочим»», о национальном высокомерии партийной номеклатуры, убийственно опасном в стране «ста народов», о травле и уничтожении талантов, посмевших коснуться «запретных тем», как было приказано стереть «взбесившегося писателя» в порошок.
Цензоры от страха обезумели. Набор всех моих книг был за одну ночь, во всех типографиях СССР и ГДР, рассыпан. В Лейпциге рассказ «Король Памира» о пограничном шофере выдирали из стотысячного тиража по листочку...В Москве заново проверяли новые издания: не упомянут ли где опальный?.. Не проскочило ли имя?
«Григорию Свирскому перекрыли кислород», - академически спокойно заключил в своих недавних мемуарах бывший зам. Министра КГБ СССР.
Правда, нам дозволили завершить фильм о морской войне, поскольку на него уже истратили семь миллионов рублей...
Режиссер-постановщик тихий и вспыльчивый Юра Щукин, сын «Ленина», -во всех фильмах Михаила Ромма, снимал в те дни массовку - «проход штрафников». Матросов с кораблей переодели в зеленое тряпье и погнали по скалистому берегу. Они ежились от ледяных брызг бешеного прибоя, белая пена шуршала под солдатской «кирзой».
Режиссер вдруг окликнул автора сценария, предложил ему встать в колонну штрафников.
-Ты же, Григорий, как есть, штрафник, - пояснил Юра - В нашей группе единственный настоящий штрафник... Художник по костюмам! -.окликнул он женщину костюмера. - Оденьте автора соответственно...
Это - кино. Но кино, за которым костолом. Разбой. Настоящий, не экранный. И потому властью засекреченный...
- Проход штрафников» - снять! - распорядился, посмотрев картину, министр кинематографии товарищ Романов, в войну начальник армейского КГБ - «СМЕРШ» ( «Смерть шпионам»), «у нас штрафников не было!..»
Фильм так и не смог выйти на экраны страны, пока измученный режиссер не переписал звуковую дорожку, и герои стали произносить не «штрафбат» (штрафной батальон), а «стройбат» (строительный батальон)...
-... А писателю, - сказал министр на прощанье, - надо бы понимать... вы допрыгаетесь! Бросить члену Политбюро ЦК в лицо, да еще публично, на весь мир, что Москва, по сути, стравила Кавказ, где ненавидят и нас, и друг друга Обозвать своих руководителей «черной десяткой»... «Родными погромщиками!..» А в своей прозе вы другой? Куда в издательствах смотрели?! Нет ни фразы без издевки: Силантий ваш, каменщик на Ленинском проспекте, темнота, деревня - по вечерам, для развлечения, ходит в суд. А как, по воле автора, дерзит: «В киношку - ни-ни! Кино за деньги, и все неправда, в суде бесплатно, и все правда...»
А ныне и того пуще. Тянете на общесоюзный экран в народные герои зека. Штурмана этого... На чью мельницу льете воду?!. Нет, с вами еще разберутся!.. Разберутся... да, по закону! Строго по закону!Об этом и многом другом, о жизни в России и на Западе - в девяти моих автобиографических романах и повестях, написанных в изгнании и переведенных на главные европейские языки. Брежневская Москва отлавливала их на границе точно наркотики или оружие. Особо, истерически бдительно - парижское издание романа «ЗАЛОЖНИКИ»,романа, можно сказать, "семейного", а затем лондонское - книгу о литературе сопротивления - «НА ЛОБНОМ МЕСТЕ», где, естественно, не мог обойти и кино (ч.V, глава "Разгром киноискусства); отлавливала "крамолу", вызвавшую на Западе обвал статей и рецензий.
И советское КГБ, увы, достигло своей цели: для молодых поколений России писатель-диссидент Григорий СВИРСКИЙ стал невидимкой. Секретное постановление ЦК КПСС от января 1972 года рассекречено лишь в годы перестройки.
